Контрабандисты оригинального жанра
250 лет назад, в 1755 году, в царствование императрицы Елизаветы в России был введен Таможенный устав, который впервые в российской истории упразднил внутренние таможни и упорядочил правила досмотра на границе. Но каким бы совершенным ни было таможенное законодательство, всегда имеются люди, готовые его нарушить. А потому в истории человечества не было ни одного государства, которое не боролось бы с контрабандистами.
Трудности перевоза
Контрабанда возникла тогда же, когда на границах суверенных государств стали появляться первые таможенные чиновники, собиравшие пошлины с проезжавших купцов. Взимать же пошлины стали если не одновременно с появлением первых государств, то вскоре после их появления. Примерно за 2 тыс. лет до Рождества Христова некий купец, проживавший в древней Месопотамии (современный Ирак), писал своему коллеге: "Сын Ирры прислал Пушукену товар, привезенный тайно, но товар перехватили. Дворец бросил Пушукена в тюрьму. Охрана там сильная... Прошу тебя, никогда больше не провози ничего тайно". Мы не знаем, какая судьба ждала несчастного Пушукена, но его печальный опыт не отпугнул контрабандистов будущего от их незаконного, но очень доходного бизнеса.
В древности контрабандисты орудовали не в одной лишь Месопотамии. Так, Римская империя весьма болезненно реагировала на неуплату пошлин, и чиновный аппарат, ответственный за таможенные сборы, непрерывно рос. Купцы же, чтобы пошлин не платить, раздавали чиновникам взятки, что порой доводило императоров до отчаяния: "Надо немедленно удержать жадные руки служащих,-- писал в IV веке н. э. император Константин Великий.-- Я повторяю, немедленно удержать, потому что если после этого предупреждения они их не удержат сами, то придется отрубить их мечом". Однако взятки продолжали течь в "жадные руки" чиновников, а контрабандные товары -- на рынки империи. В Византии, возникшей на развалинах римской державы, дела обстояли не лучше. Византийский император Юстиниан, например, начал взимать со всех товаров, провозимых через Константинополь, пошлину в размере 12,5% от их стоимости. В гаванях столицы были учреждены две таможни, однако византийские чиновники славились своей договороспособностью, и вскоре пришлось наладить сыск контрабандных товаров по всем рынкам города. Работу византийских таможенников осложняло то, что население Константинополя относилось к их труду без особого сочувствия, ведь новые пошлины Юстиниана казались большинству беззаконными поборами, а контрабандисты всего лишь пытались действовать в соответствии со старыми традициями.
В Западной Европе во времена раннего Средневековья торговые обороты были незначительными, зато пошлины собирали все кому не лень. Любой рыцарь, если через его земли проходила дорога, мог брать плату с купцов, проезжавших по ней. Когда же купцы въезжали на земли другого рыцаря, история повторялась, причем никто не мог гарантировать, что кто-то из многочисленных феодалов просто не отберет у торговцев все их имущество. В таких условиях предприниматели больше заботились о том, чтобы остаться в живых, чем о занятиях незаконными операциями. К тому же власть порой, чтобы хоть как-то стимулировать коммерцию, сама раздавала привилегии на беспошлинную торговлю, чем и вовсе снимала вопрос о контрабанде. К примеру, в XI веке король Англии Эдуард Исповедник предоставил жителям пяти приморских городов на юге своего королевства право торговать без пошлины. Взамен жители Сэндвича, Довера, Хита, Ромнея и Гастингса в случае войны должны были поставлять королю корабли и моряков. Однако со временем власть решила изменить правила игры. В XIII веке Англия производила много шерсти, часть которой шла на экспорт во Фландрию (современная Бельгия), где было развито ткачество. Желая поддержать отечественных ткачей, английское правительство обложило экспорт шерсти высокой пошлиной и, для того чтобы ее все-таки платили, в 1272 году создало таможенную службу. В ответ жители южных портов, привыкшие к свободной торговле, начали активно нарушать закон, вывозя английскую шерсть во Фландрию тайно. В результате юг Англии превратился в район массового распространения контрабанды, что стало особенно заметно с XVII века.
В эпоху Великих географических открытий торговый оборот европейских стран начал стремительно расти, причем незаконные операции росли так же быстро, как и вполне законная коммерция. Быстрее всего контрабанда росла там, где власти своими запретительными мерами сами толкали население в объятия нелегальной торговли. Так, Испания, став в XVI веке хозяйкой гигантских территорий в Северной и Южной Америке, запретила своим колониям торговать не только с другими странами, но и друг с другом. Например, для того, чтобы перевезти груз из Пуэрто-Рико на соседнюю Кубу, нужно было сначала отправить его в Испанию, а потом вновь везти через океан в Западное полушарие. Естественно, такая система не работала, поскольку между неизбежно убыточными и незаконными, но прибыльными операциями колонисты выбирали последние. Слабое испанское купечество просто не могло полностью обеспечивать торговлю Нового Света, и вскоре к американской коммерции присоединились многочисленные голландские, португальские, английские и французские купцы, которые по испанским законам тоже считались контрабандистами. Поэтому, когда бесчисленные пираты Карибского моря брали на абордаж очередное купеческое судно, их добычей, как правило, оказывалась все та же контрабанда.
Зато в России в те времена контрабандистам жилось не так вольготно. Дело в том, что сами русские редко отваживались на участие в международной торговле, а с прибывающих в страну иностранных купцов не сводили глаз как с потенциальных шпионов. Немецкий авантюрист Генрих Штаден, проживший немало лет в России во времена Ивана Грозного, писал: "Когда на границу приходит торговый человек, его товары осматриваются наместником и дьяком. И если они полагают, что великий князь то-то и то-то купит, то они отправляют к нему ямских и пишут, что из такой-то страны идет торговый человек и что он имеет при себе такие-то товары и предлагает их по такой-то цене. И если эти товары нужны великому князю, то торгового человека вместе с товарами отводят на ям и приставляют к нему пристава как будто бы для охраны его, чтобы не утащили у него добро. Но в действительности охраняют его так для того, чтобы не мог он попасть во все закоулки и осмотреть все, что ему нужно, в городах и по дорогам". Когда же кто-то из иностранцев пытался провезти контрабанду, на сочувствие местных жителей ему рассчитывать не приходилось. Тот же Штаден сообщает: "Доктор Елисей Бомлей пришел к великому князю во время великой чумы из Англии; получил много денег и добра и туго набил свой кошель. Затем будто бы для отправки своего слуги в Ригу за некоторыми лекарственными травами, которых он не мог найти в казне, он просил у великого князя проезжую. Проезжую взял он себе и под видом слуги пустился в путь, обратив в золото все свои деньги и добро и зашив их в одежду. Приехав в город Псков на ям, он хотел купить рыбы на торгу, где его узнали по говору, хотя он и был с остриженной (на русский манер) бородой. Русские отыскали его гульдены, а самого милейшего доктора повезли обратно в Москву в железах, залитых свинцом". Благодаря бдительности подданных московского царя и их традиционному недоверию к иностранцам контрабанда не получила в допетровской России большого распространения. Впрочем, торговые обороты государства Российского тоже не спешили расти.
Приключения Гулливера
В XVIII веке в Европе начался настоящий экономический бум, что привело к быстрому росту международной торговли. Большинство европейских правительств в ту пору всеми силами пытались укрепить центральную власть, а также обзавестись регулярной армией и по возможности военным флотом. Как следствие, государственные расходы стали быстро расти, а пополнить казну можно было только за счет новых налогов и таможенных пошлин. Кроме того, в те времена господствующей экономической теорией был меркантилизм, согласно которому государство тем богаче, чем больше денег обращается на его территории.
Меркантилисты считали, что государство должно всегда вывозить товаров на большую сумму, чем ввозить, а потому полагали необходимым всячески поощрять экспорт и сокращать импорт. Естественно, лучшего средства борьбы с импортом, чем высокие таможенные пошлины, не существовало, а потому пошлины стали активно повышать, причем первой жертвой новой политики были выбраны потребительские товары, которые по понятным причинам не входили в число стратегических: кофе, чай, спиртные напитки, кружева и т. п. Население отвечало глухим недовольством, а контрабандисты -- невиданным расширением операций. Поскольку больше других на ниве меркантилизма в ту пору преуспели наиболее развитые страны Западной Европы -- Англия, Франция и Голландия, то и контрабанда в этих странах достигла невероятных размеров. Рыбаки и матросы по обе стороны Ла-Манша стали в массовом порядке подрабатывать на незаконных перевозках, причем больше всех старались жители южного побережья Англии, поскольку для них ремесло контрабандиста было хорошо знакомым традиционным промыслом.
На юге Англии сформировалась целая контрабандистская культура со своими героями, легендами, обычаями и песнями. Контрабандистов здесь называли owlers, "совники": работать они предпочитали по ночам и общались друг с другом, крича по-совиному. Впрочем, им приходилось прятаться далеко не всегда. Часто контрабандисты средь бела дня причаливали к берегу, раскладывали на земле свои товары, а местные жители шли к их стоянкам как на рынок. Современники нередко писали, что в той или иной деревне "каждый дом принадлежит контрабандисту" или даже "в тех краях живут одни контрабандисты". Такие населенные пункты быстро переориентировались на новый вид деятельности, о чем их обитатели нисколько не жалели. В 1745 году англичанин, посетивший городок Дил на берегу Ла-Манша, писал: "Говорят, что в Диле живет не менее двух сотен молодых людей и моряков, которые не зарабатывают себе на жизнь ничем другим, кроме постыдной контрабанды... Контрабанда превратила тех, кто ею занимается, из честных работящих рыбаков в ленивых, пьяных и распутных контрабандистов". По ночам из прибрежных деревень в глубь страны отправлялись караваны, груженные контрафактным товаром, причем местные жители предпочитали их не замечать. Обитатели южных графств даже сложили песенку, в которой учили, как себя вести, если ночью на дороге тебе встретился караван "совников": "Пять да двадцать пони в темноте спешат: письмецо шпиону, стряпчему -- табак, кружева для леди, ром попу везут. Отвернись, драгоценный, и в стену ты смотри, пока идут джентльмены!"
К середине XVIII века контрабанда из побочного промысла обитателей рыбачьих деревень превратилась в мощную индустрию, во главе которой стояла организованная преступность. Одним из крупнейших теневых воротил был Айзек Гулливер, прозванный "королем контрабандистов". Гулливер был скромным трактирщиком и никогда не выходил в море. За него это делали другие: на службе у Гулливера была флотилия из 15 судов, которые возили на его тайные якорные стоянки чай, алкоголь и другие товары. У "короля" были связи в Лондоне и других городах, так что его люди могли не заботиться проблемой сбыта. В 1782 году Гулливер и вовсе "отошел от дел", воспользовавшись королевской амнистией, которая предлагала прощение любому покаявшемуся контрабандисту. Легализовавшись в качестве честного буржуа, Гулливер начал скупать земли вдоль побережья, причем предпочтение отдавал участкам, где были удобные якорные стоянки, пещеры или подходящие густые заросли. Так у "короля контрабандистов" появилось собственное "королевство", где можно было сгружать и складировать товар практически без всякой опасности. Труды Гулливера и его коллег не пропали даром: к концу XVIII века в четырех из пяти чашек чая, выпитых англичанами, чай был контрабандным.
Айзек Гулливер гордился тем, что за всю свою долгую карьеру никого не убил, однако далеко не все его коллеги могли похвастаться тем же самым. Чем шире были операции "совников", тем больше раздражения они вызывали у власти и честных торговцев, которые несли из-за их деятельности существенные убытки. Таможенники получили помощь армии и стали действовать увереннее. В свою очередь, контрабандисты стали сколачивать банды, которые вооружались до зубов и порой действовали с решимостью, достойной флибустьеров. Одной из самых дерзких и самых кровавых группировок была Хокхерстская банда, названная в честь деревни Хокхерст, где располагалась ее штаб-квартира -- трактир "Звезда и орел". Банда возникла около 1735 года и занималась тем же, чем все остальные: обеспечивала доставку, охрану и перепродажу контрабандных грузов. Но ее наглость переходила все границы. В 1740 году, прослышав, что королевские драгуны будут перевозить ранее перехваченную у контрабандистов партию чая, бандиты решили рискнуть и устроили солдатам засаду. Чай был отбит, драгунский офицер пал в битве, а несколько солдат попали в плен. В другой раз бандиты устроили настоящее сражение с другой бандой, которая намеревалась "кинуть" хокхерстских на 11 тонн чая. Поле боя и тюки с чаем остались за обитателями "Звезды и орла". К 1747 году бандиты настолько обнаглели, что повадились терроризировать соседнюю деревню Гоудхерст. Фермеры, среди которых оказался отставной солдат, организовали ополчение и обещали отвадить обидчиков. В ответ главарь шайки, некий Кингсмил, назначил день, в который явится в Гоудхерст и перережет всех, кого там обнаружит. В назначенный день бандиты пошли на штурм деревни, но, получив отпор, ретировались. Однако позорная неудача не охладила их пыл. В том же году хокхерстцы ворвались в здание таможни и без единого выстрела забрали реквизированные тюки с чаем. После этого один из вожаков банды на радостях подарил мешок чая некоему сапожнику, который очень радовался успеху налетчиков. Сапожник мало смыслил в конспирации и начал хвастаться своей дружбой с головорезами направо и налево, после чего, разумеется, оказался в камере. Не выдержав допросов с пристрастием, бедняга выдал своих покровителей, после чего банда, лишившись главарей, распалась. Хотя Хокхерстская банда была весьма непопулярна из-за своей жестокости, в целом англичане относились к контрабандистам более чем терпимо, что и позволило им достичь впечатляющих успехов.
Впрочем, закон в те времена был не писан не только контрабандистам, но и таможенникам, а также всем тем, кто себя за таковых выдавал. В Европе в XVIII веке было множество мелких государств, а значит, и множество таможен, чьи права и обязанности были довольно слабо очерчены. О встрече с такой "дикой" таможней поведал небезызвестный авантюрист Джакомо Казанова, который в 1765 году поехал из Пруссии в Россию, причем ехать ему пришлось через польские земли: "На другой день после отъезда из Мемеля, в полдень, человек, что стоял в одиночестве в чистом поле и в коем я тотчас распознал жида, объявляет мне, будто я нахожусь на участке земли, принадлежащем Польше, и должен заплатить пошлину за товары, кои могу везти; я возражаю, что никаких товаров со мной нет, а он отвечает, что обязан сделать досмотр. Я говорю, что он спятил, и велю кучеру трогать. Жид хватает лошадей под уздцы, кучер смеет отхлестать прохвоста кнутом, я выхожу с тростью в одной руке и пистолетом в другой, и тот удирает, получив несколько добрых ударов". Естественно, если через такую "таможню" смог проехать Казанова, у которого не было при себе никакой контрабанды, то отряд контрабандистов, вероятно, даже не узнал бы, что проходит мимо таможенника.
На Западе XVIII век стал золотым веком контрабанды. Россия же в это время только начинала осознавать всю важность правильной организации таможенного дела. Петр I пытался добиться полного контроля над всеми областями экономической и политической жизни страны и уж тем более стремился контролировать внешнюю торговлю. Однако кое-кто из его соратников был не прочь лично нагреть руки на международной коммерции, и самым громким судебным процессом петровского времени, если не считать внесудебной расправы над царевичем Алексеем, стало дело о контрабанде. В 1717 году глава петровской тайной полиции обер-фискал Алексей Нестеров докладывал государю о деятельности сибирского губернатора князя Гагарина: "Проведал я в подлиннике, что князь Гагарин свои и других частных людей товары пропускает в Китай под видом государевых с особенными от него назначенными купчинами, отчего как сам, так и эти его приятели получают себе превеликое богатство, а других никого к китайскому торгу не допускают". Нити контрабандистского заговора, как водится, тянулись в столицу, где Гагарина покрывал могущественный князь Долгоруков. Посланная в Сибирь комиссия задержала гагаринский караван, везший из Китая груз контрабанды, и судьба сибирского губернатора была решена. Гагарина судили, повесили, а его труп в назидание возили по городам, пока от него еще хоть что-то оставалось. Нестерова через несколько лет тоже казнили, поскольку, как выяснилось, обер-фискал втихомолку продал освободившееся хлебное место сибирского губернатора своему человеку.
Несмотря на петровскую строгость, российскому государству не удалось справиться ни с коррупцией, ни с контрабандой. С неэффективностью таможен пытались бороться увеличением их количества. До середины XVIII века торговые пошлины собирали не только на границах, но и внутри государства, пока в 1754 году Елизавета не отменила внутренние сборы. Потери казны должны были компенсироваться за счет повышения внешнеторговых пошлин и лучшей работы таможен. В 1755 году вступил в силу Таможенный устав, который положил начало цивилизованной борьбе против незаконного провоза товаров через российскую границу. "Буде кто всякого чина люди уведают о утаенных от пошлин и без таможенного клейма товарах,-- говорилось в уставе,-- таковым доносить... по тем доносам посылать кого надлежит с понятыми и, взяв товары, осмотреть и ежели найдутся от пошлин утаенные, то, не чиня никакого следствия, конфисковать... и отдавать доносителю из тех конфискованных товаров в награждение половину, взяв с него портовую и внутреннюю пошлину, а другую половину оставлять в казне". Так был заложен главный принцип успешной борьбы с контрабандой -- принцип материальной заинтересованности тех, кто с ней борется. Первые успехи в борьбе с контрабандистами были достигнуты как раз благодаря этому принципу -- как в России, так и на Западе.
Запретный флот
XIX век стал эпохой фронтального наступления на контрабанду, что было напрямую связано с интересами большой политики. Начавшаяся в конце XVIII века Великая французская революция резко изменила баланс сил в Европе. Благодаря военному гению Наполеона к 1806 году вся Европа, кроме Великобритании, была вынуждена подчиняться диктату Франции. Однако Бонапарт не мог ничего поделать со своим главным врагом -- Англией, которая оставалась недосягаемой для его армий благодаря своему мощному флоту. Наполеон решил задушить Англию экономически и 21 ноября 1806 года распорядился прекратить всякие торговые отношения с англичанами. Подчиняться декларации о континентальной блокаде Англии должны были все европейские страны. Россия, которая к тому моменту уже была не раз бита Наполеоном, присоединилась к блокаде.
Однако объявить блокаду оказалось проще, чем ее добиться. Поскольку британский флот господствовал на морях, снабжение Европы колониальными товарами вроде сахара или чая оказалось прерванным. К тому же европейские ткацкие фабрики остались без английской шерсти, а производители зерна, вина и многих других товаров -- без английских рынков. Англичане, естественно, тоже страдали, поскольку сбывать свои товары им было некуда. Спасать Европу от всеобщего товарного голода взялись контрабандисты -- и во многом преуспели. Остановить их было практически невозможно, поскольку, даже если бы вся великая армия Наполеона занялась ловлей контрабандистов, взять под контроль все побережье Европы было немыслимо. Среди нарушителей эмбарго оказался даже родной брат Наполеона Людовик, которого могущественный император французов посадил на нидерландский престол. Людовик смотрел на английскую контрабанду сквозь пальцы, за что и поплатился короной: Наполеон согнал брата с престола и присоединил Голландию к Франции. Однако французские жандармы брали взятки не хуже голландских, а потому незаконная торговля с заморским врагом продолжалась. Точно так же Наполеон аннексировал немецкие Гамбург, Любек и Бремен, а после отобрал у Австрийской империи побережье Адриатического моря, однако и этого оказалось недостаточно. К тому же английскими товарами стали торговать предприимчивые американцы, а отличить английский сахар от американского не смог бы ни один таможенник. Бонапарт и тут не растерялся и приказал сжигать по всей Европе любой товар, который теоретически мог бы оказаться английским. По городам континента запылали костры, но контрабанду все равно покупали. Кроме того, Наполеон сам был вынужден прибегать к услугам контрабандистов. Франции не хватало золота, которого было много у англичан, и император французов сам нарушал собственный декрет. "Я выписывал векселя...-- вспоминал впоследствии Наполеон.-- Векселя шли лондонским купцам, которые получали 10%, а иногда и больше в качестве премии за труды. От них векселя частью переводились разным банкирам Европы, а частью превращались в золото, которое ввозилось во Францию с помощью контрабандистов".
В ту пору контрабандисты, лавируя между Англией и Францией, сколачивали сказочные состояния и порой вели жизнь, достойную сказочных героев. Так, англичанин Том Джонстон начинал свою карьеру обычным рыбаком, но вскоре понял, в чем его призвание. Джонстон поступил на каперское судно (каперы были легальными пиратами, получавшими от государства лицензию на грабеж кораблей противника) и начал воевать против французов, но скоро попал в плен. Французы выпустили его с тем условием, что он начнет шпионить в Англии для Франции. Джонстон вновь был пойман -- на этот раз англичанами, но сбежал и занялся контрабандой. В 1798 году искатель приключений опять попался англичанам и снова обещал сражаться против французов в качестве капера. Грабя французов, Джонстон сколотил немалое состояние в размере £1 тыс., однако вскоре наделал долгов в размере £11 тыс., попал в долговую тюрьму, откуда вновь сбежал и вновь переметнулся к французам. Теперь его основным занятием была та самая контрабанда золота, о которой писал Наполеон. Джонстон даже обещал Наполеону возглавить вторжение на Британские острова, но в итоге все же опять переметнулся к англичанам и даже поступил на государственную службу. Окончил он свою карьеру командиром корабля береговой охраны, на котором преследовал своих вчерашних коллег, а выйдя в отставку, сдружился с изобретателем парохода Фултоном и однажды чуть не утонул, испытывая построенную им подводную лодку "Наутилус".
Глобальное противостояние закончилось поражением Наполеона, и контрабандисты, которые в отличие от Джонстона не успели переквалифицироваться в таможенников, оказались врагами общества и в Англии, и в континентальной Европе. В 20-е годы XIX века английское правительство решило нанести удар по контрабандистам, и над "совниками" разразилась гроза. Таможенники, которые, как и в России, получали процент с перехваченной контрабанды, наконец взяли под контроль побережье, и складировать товар на берегу стало небезопасно. "Совники" быстро нашли противоядие: ящики с контрабандой стали затапливать в условленных местах, чтобы затем выуживать их под покровом ночи,-- но таможенники научились прощупывать дно не хуже самих контрабандистов. Контрабандисты пошли на новые уловки: теперь товар прятали на кораблях в резервуарах для пресной воды с двойным дном, под фальшивой палубой или под фальшивым потолком в каютах. Однако таможенники научились простукивать борта кораблей, и, если судно оказывалось "с секретом", его безжалостно распиливали в доках. К середине XIX века с массовой морской контрабандой в Ла-Манше было покончено. Причиной тому были не только активные карательные действия властей, но и изменение отношения к проблеме со стороны общества. Кровавые преступления в стиле Хокхерстской банды, а также, мягко говоря, непатриотичное поведение людей вроде Тома Джонстона настроили публику против контрабандистов и их товаров, и масштабы незаконного бизнеса пошли на спад.
Однако в Западном полушарии о закате массовой контрабанды было говорить рано. В США расцвет контрабанды пришелся на первую половину XIX века, причем связан он был снова с большой политикой. В ту эпоху в США шло постоянно усиливавшееся соперничество между рабовладельческими южными штатами и промышленными северными штатами. Когда к власти в Вашингтоне приходил президент--ставленник северян, США ужесточали таможенную политику, поскольку промышленники требовали защитить рынки от иностранной конкуренции. Когда же президентом становился южанин, таможенная политика смягчалась, поскольку плантаторы хотели продавать больше хлопка и покупать больше европейских товаров. Однако острее всего стоял вопрос об импорте рабов, который был жизненно важен для плантаторов. В начале XIX века ввоз рабов в страну сделался незаконным, чем не преминули воспользоваться контрабандисты. Негров покупали не только в Африке. Дело в том, что на Антильских островах в Карибском море рабство уже было отменено, но негры продолжали трудиться на плантациях в качестве сельхозрабочих. Их-то и похищали контрабандисты для того, чтобы продать плантаторам в Джорджии и Виргинии. Особенно циничным был бизнес на Барбадосе, где было немало негров, которых англичане снимали с арестованных контрабандистских судов, шедших в США. "Освобожденные" негры должны были в течение пяти лет зарабатывать себе на билет до исторической родины, трудясь на местных плантациях, а хозяева плантаций нередко по новой продавали их контрабандистам. Обмануть американскую таможню можно было разными способами. Обычно контрабандисты заявляли, что везут невольников не из Африки, а из соседнего городка, и благодаря взяткам их словам обычно верили. Существовал и более изощренный способ, которым в 1818 году воспользовался национальный герой США, боровшийся за независимость Техаса, полковник Джеймс Боуи, а также его братья Джон и Резин, которые работали вместе с ним. Впоследствии Джон писал: "Джеймс, Резин и я наняли несколько малых кораблей... и начали торговать на паях... Сначала мы купили 40 негров у Жана Лафита (известный в ту пору пират.-- "Деньги") по $1 за фунт веса, то есть примерно по $140 за каждого негра. Мы привезли их на территорию Соединенных Штатов, передали их офицеру таможни и получили награду". Контрабандисты братья Боуи получили от американского правительства награду в размере половины от рыночной стоимости невольников за то, что якобы предотвратили ввоз контрабанды. За два года подобных операций братья перевезли 1,5 тыс. рабов и заработали $65 тыс.
Впрочем, как и в Европе, активность контрабандистов оказалась связанной с войной. Общественное мнение северных штатов с годами все хуже относилось к рабовладению на Юге, причем циничные действия контрабандистов, которые при перевозке не слишком заботились о комфорте невольников, раздражали северян не меньше, чем жестокость плантаторов. Противоречия между Севером и Югом копились год от года, что в итоге привело к Гражданской войне, которая началась в 1861 году и окончилась в 1865-м победой северян. Впрочем, пока шла война, контрабандисты имели неплохие барыши, делая рейсы между штатами, оставшимися верными Линкольну, и Конфедерацией.
Ко второй половине XIX века и в Европе, и в Америке рост контрабанды удалось в целом взять под контроль. Таможенники стали более многочисленными и профессиональными, а общественное мнение было на стороне закона. Поскольку дыр на границе оставалось все меньше, контрабандистам приходилось выдумывать все новые уловки. К примеру, на французской границе любители беспошлинной торговли стали навьючивать свой товар на спины специально обученных собак породы фландрский бувье. Собаки эти, отличающиеся большой выносливостью, силой и сообразительностью, оказались весьма хитрыми и порой опасными противниками для французских и бельгийских таможенников. В России для тех же целей использовали мордашей -- собак ныне исчезнувшей породы, которые по своим качествам были вполне сопоставимы с бувье.
Но главными распространителями контрабанды в России в XIX веке, по крайней мере до широкого распространения железнодорожного транспорта, были ямщики. Переоборудованная ямщицкая подвода могла служить замечательным средством перевозки контрафактного товара. В оглоблях сверлили отверстия, в которые засовывали тонкую ткань; золото и прочие ценные вещи клали в мазницу -- ведро с дегтем для смазки колес и т. п. Как и другие страны, Россия в XIX веке серьезно взялась за нарушителей таможенного законодательства и добилась впечатляющих успехов. Российская война с контрабандой началась в царствование Николая I. В те времена российские контрабандисты порой вели себя не менее нахально, чем их английские и американские собратья. В приграничных Бродах и Мемеле, например, действовали конторы, которые открыто страховали контрабандные грузы. Однако, когда в 1831 году таможня задержала партию контрабандных товаров на сумму, превышающую 48 тыс. рублей, заволновался сам император. Царь лично осмотрел повозки с просверленными оглоблями, потайными камерами под козлами и с мазницами со сдвоенным дном, после чего потребовал прекратить непорядок. Вскоре начались боевые действия: вот, например, в 1848 году под Ригой вахмистр Андреев с отрядом из шести человек отважно вступил в бой с группой контрабандистов, был ранен, но обратил противника в бегство. Волну контрабанды удалось сбить, но вооруженные стычки на границах империи продолжались до конца правления дома Романовых и, разумеется, не прекратились после революции. Известно, что только за период с 1894 по 1913 год российские пограничники вступали в бой 3595 раз, причем в роли их противников нередко оказывались контрабандисты.
Успехи отечественных таможенников и пограничников могли бы, вероятно, быть и более впечатляющими, если бы общество относилось к контрабандистам так же враждебно, как на Западе. Однако российская интеллигенция -- от Лермонтова до Горького -- была склонна романтизировать образ перевозчиков незаконного товара, поскольку готова была признать своим другом любого, кто бросал вызов власти. Пожалуй, единственным несимпатичным контрабандистом в русской литературе был Павел Иванович Чичиков, да и тот был коррумпированным таможенником.
Невидимый афронт
Несмотря на успехи таможенников XIX века, ХХ век вновь стал эпохой массовой контрабанды. Причиной тому послужил сдвиг в общественном сознании, который произошел благодаря неумелым действиям некоторых правительств. Иначе говоря, неуемное запретительное рвение ревнителей общественной морали снова породило симпатии к контрабандистам среди значительной части общества.
В 1919 году в США был введен знаменитый сухой закон, который привел не только к расцвету бутлегерства в стиле Аль Капоне, но и дал толчок небывалому развитию контрабанды алкоголя. Лучше всех устроились те, кто имел возможность зарабатывать немалые деньги, нисколько при этом не рискуя. В Канаде братья Эйб, Гарри и Сэм Бронфманы заделались крупнейшими поставщиками спиртного на всю американо-канадскую границу. Основные склады братьев Бронфман были расположены в городке Говенлок в нескольких милях от границы. Сюда свозилось спиртное со всей Канады. После полуночи в Говенлок начинали съезжаться машины американских контрабандистов, которые закупали алкоголь целыми фургонами и отправлялись в опасный обратный путь. Бочка 12-градусного канадского пива обходилась контрабандистам в $20, в США уходила за $144, а прибыль с одного перепроданного в США ящика виски колебалась в районе $35.
Одним из "героев" тогдашнего бутлегерского бизнеса стал контрабандист из Монтаны Пэт Томас. Начинал он, как и многие другие, с перевозок небольших партий пива, которые мог унести на себе. Работа была весьма рискованной, поскольку опасность исходила не только от полицейских, но и от завистливых конкурентов, для которых закон был не писан. Однажды Томас, спасаясь то ли от полиции, то ли от коллег, переплыл бурную реку во время ледохода, причем груз не бросил. За годы действия сухого закона Томас сумел построить гигантскую тайную транспортную сеть, которая брала начало во французском Гавре и заканчивалась в подпольных притонах американских городов. Перевалочными пунктами служили гаражи, кафе и бордели. За свою карьеру Пэт Томас был трижды ранен, один раз похищен конкурентами, которые подвергли его пыткам, а в 47 штатах за его голову была назначена награда. Тем не менее Томас все же выжил и сколотил крупное состояние: к 1933 году, когда Америка снова стала официально пьющей страной, Томас имел несколько отелей, ранчо, казино и даже одну мельницу.
Главным итогом сухого закона оказалось падение уважения американцев к закону. Поскольку запрет на выпивку многим американским гражданам казался как минимум издевкой, миллионы жителей США стали нарушать закон, не чувствуя при этом угрызений совести и, уж конечно, не испытывая никакой враждебности по отношению к бутлегерам вообще и к контрабандистам в частности. За годы воинствующего трезвенничества в Америке окрепла организованная преступность, которая в последующие десятилетия смогла использовать накопившийся опыт в деле организации перевозок наркотиков и оружия.
В Советском Союзе власти тоже сделали все для того, чтобы люди смотрели на контрабандистов как на благодетелей. Если до середины 50-х годов границы СССР были в целом "на замке", то с началом оттепели, когда в стране возник спрос на вещи с Запада, нашлись люди, готовые удовлетворить потребности общества. Как и в далеком XVIII веке, контрабандистами становились люди весьма мирных профессий: моряки, летчики, дипломаты и т. п. За границу обычно уходили золото, икра, иконы и прочие вещи, традиционно ассоциирующиеся с Россией, а с Запада приходили джинсы, грампластинки, часы, электроника и другие образчики буржуазного быта. Фактически контрабандисты взяли на себя функцию организаторов неформального культурного обмена, поскольку другой обмен во времена железного занавеса был практически невозможен.
Контрабанда в ХХ веке активно развивалась и в других странах, причем механизм ее развития был все тем же: там, где власть ставила искусственные запреты, находились люди, готовые их обходить. Во всем мире большое распространение получила контрабанда культурных ценностей. Если в XIX веке ученые не имели проблем с тем, чтобы вывезти в Лувр или Британский музей какую-нибудь очередную мумию, то в ХХ веке подобные ценности были объявлены собственностью даже тех правительств, которые совершенно не в состоянии обеспечить их сохранность. "Если бы я сделал то, что я сделал, 100 лет назад, меня бы посвятили в рыцари!" -- говорил английский контрабандист Джонатан Токелей-Пэрри в 2001 году корреспонденту журнала Newsweek. Токелей-Пэрри вывозил в Европу мраморные статуи из стран Востока, за что и был приговорен к тюремному сроку. Так или иначе, периодически выясняется, что на том или ином аукционе всплывают ценности, которые не должны были бы там оказаться, если бы все люди соблюдали законы. Так, в 1998 году в ходе Азиатской ярмарки искусств в Нью-Йорке был продан китайский канделябр, которому 2 тыс. лет. Продажу столь ценного предмета можно было бы считать преступлением против китайского искусства, если бы канделябр не был вывезен из долины, которая неминуемо будет затоплена после открытия знаменитой ГЭС Трех Ущелий на реке Янцзы. За канделябр было заплачено $2,5 млн.
Несмотря на то что сегодняшние таможенники имеют на вооружении новейшее оборудо